Сердце женщины - глубокий океан, полный тайн... (c)
Я уже давно, очень давно вспоминаю и все хочу об этом написать. Это было так давно, но оставило в душе такой огромный след и так сильно на меня повлияло... Это важно. Но Вы меня знаете. Собиралась, собиралась... Может, долго бы еще собиралась, но, как всегда, помог случай. Нашла в контакте (кажется) одного из тех людей, о которых будет мое повествование.
Детская психоневрологическая больница номер 18 очень известна среди московских семей, имеющих детей-инвалидов. Лежат там в основном с ДЦП, но довольно часто такие дети имеют по нескольку диагнозов (помимо основного ДЦП, например, слепоту или глухоту, олигофрению, эпилепсию и пр). У меня же просто были некоторые проблемы с ногами и спиной, и меня туда положили на обследование, которое потом плавно перетекло в лечение. Конечно, никаких проблем со здоровьем я н чувствовала, особенно на фоне тех детей, которые лежали со мной в одном отделении.
Мне тогда было 9 лет. И воспринимала я все тогда совсем не так, как сейчас, гораздо проще. Помню, перед госпитализацией меня папа наставлял:"Аня, там дети больные будут, ты смотри, ни в коем случае, над ними не смейся и не передразнивай". А в ответ "клялась и божилась" быть терпимой и относиться ко всем с пониманием, а сама все не могла понять, о чем (и зачем!) он мне все этого говорит.
Пожалуй, это было первое мое столкновение с такими явлениями, как инвалидность и... социальное сиротство. Многие дети в отделении лежали с мамами и бабушками (если были тяжелые совсем), но были и ребята из детских домов. Но для меня тогда таких понятий еще не существовало. Для меня тогда все дети делились на девчонок, со многими из которых я довольно быстро подружилась, и на мальчишек (разумеется, "придурков" - присущий этому возрасту конфликт полов). У нас, кажется, пол-отделения передвигалось в инвалидных колясках, но воспринималось это как-то совершенно естественно, это вообще не замечалось, я видела девчонок, таких же, как и я, и мальчишек, таких же "вредных и противных, как и все вообще пацаны". Не было ни шока, ни страха, ни жалости... Хотя, впрочем, жалость тоже была. Это чувство я испытала всего дважды, но об этом я расскажу позже.
За давностью уже и не помню, были ли мальчишки так уж вредны, но вот моя собственная вредность мне совесть гложет сильно до сих пор.
В отделении был один малыш (сейчас малыш, тогда - "мелкий вредный пацан") - Андрюша. Ему было 4 или 5 лет. Сирота. Я этого не слышала, но мне кто-то рассказывал, что он какую-то тетю (наверное, чью-то маму) уговаривал стать его мамой. Он нравился моему папе, и папа любил с ним подурачиться и о чем-нибудь поболтать, а я ревновала и бесилась. Однажды он чем-то, бедный, умудриля меня разгневать, и я так разозлилась, что запрятала куда-то его крошечные ботиночки, медсестры потом их долго искали....
Помню девочку по имени Света. Она лежала со своим братом. Она была на коляске. Что с ним - не знаю, мне он казался здоровым. Они были из какого-то провинциального города. Когда ее выписывали, мы так слезно прощались. Ее мама написала мне их почтовый адрес. Я обещала написать, "как только выпишусь", но так и не написала.
Больше всего мне запомнились (и запали в душу) Катя и ее мама, тетя Вера - очень приятные и светлые люди... Катя даже по тем больничным меркам была очень тяжелой. Я знала, что пошла она то ли в 9, то ли в 10 лет (когда мы лежали, ей было 13)... У нее была достаточно серьезная степень умственной отсталости и глухота. Периодически случались сильные истерики, когда она начинала сильно плакать или сильно смеяться... Наши мамы тогда сильно подружились. И моя часто просила Катину за мной присматривать, в чем-то помогать, т.к. я лежала одна. Катя ко мне сильно привязалась. Тетя Вера говорила, что я "умею ее успокоить". Мы с ней как-то общались, играли, и мне это общение очень нравилось. Например, я писала ей на специальной игрушечной дощечке пальцем слова, а она, если знала это слово, показывала жест, обозначающий его, а иногда даже произносила это слово. Поскольку в нашей палате был взрослый человек, внимание к нам медсестер было не столь пристальным, и мы активно этим пользовались. После отбоя всегда хотелось есть, и тетя Вера заваривала нам китайские супчики или придумывала прочие всякие штуки...))) Да, кроме Кати, у тети Веры был еще сын Вася, она нам о нем рассказывала и о их жизни вообще. Из этих рассказов помню только, что когда в их родном Душанбе была война, Катя с Васей сидели в подвале...
Когда меня неожиданно выписали (я простыла и разболелась), произошел такой случай. Моя тетя, которая не знала, о том, что меня выписали, приехала меня навестить. Когда она вошла в палату, ей н встречу бросилась разъяренная Катя, что-то в негодолвании мычала, грозя Ксении кулаками и показывая пальцем на мою кровать - Куда вы, мол, Аню дели, верните мне ее немедленно!
У тети Веры мы тоже взяли адрес. И ей мы тоже так и не написали ни разу. Написала как-то она нам. Мы долго этот конверт хранили, все никак не могли ответить, а потом и конверт потерялся... И все. Очень жаль. Мне так иногда хочется узнать, как они поживают...
Продолжение следует.
Детская психоневрологическая больница номер 18 очень известна среди московских семей, имеющих детей-инвалидов. Лежат там в основном с ДЦП, но довольно часто такие дети имеют по нескольку диагнозов (помимо основного ДЦП, например, слепоту или глухоту, олигофрению, эпилепсию и пр). У меня же просто были некоторые проблемы с ногами и спиной, и меня туда положили на обследование, которое потом плавно перетекло в лечение. Конечно, никаких проблем со здоровьем я н чувствовала, особенно на фоне тех детей, которые лежали со мной в одном отделении.
Мне тогда было 9 лет. И воспринимала я все тогда совсем не так, как сейчас, гораздо проще. Помню, перед госпитализацией меня папа наставлял:"Аня, там дети больные будут, ты смотри, ни в коем случае, над ними не смейся и не передразнивай". А в ответ "клялась и божилась" быть терпимой и относиться ко всем с пониманием, а сама все не могла понять, о чем (и зачем!) он мне все этого говорит.
Пожалуй, это было первое мое столкновение с такими явлениями, как инвалидность и... социальное сиротство. Многие дети в отделении лежали с мамами и бабушками (если были тяжелые совсем), но были и ребята из детских домов. Но для меня тогда таких понятий еще не существовало. Для меня тогда все дети делились на девчонок, со многими из которых я довольно быстро подружилась, и на мальчишек (разумеется, "придурков" - присущий этому возрасту конфликт полов). У нас, кажется, пол-отделения передвигалось в инвалидных колясках, но воспринималось это как-то совершенно естественно, это вообще не замечалось, я видела девчонок, таких же, как и я, и мальчишек, таких же "вредных и противных, как и все вообще пацаны". Не было ни шока, ни страха, ни жалости... Хотя, впрочем, жалость тоже была. Это чувство я испытала всего дважды, но об этом я расскажу позже.
За давностью уже и не помню, были ли мальчишки так уж вредны, но вот моя собственная вредность мне совесть гложет сильно до сих пор.
В отделении был один малыш (сейчас малыш, тогда - "мелкий вредный пацан") - Андрюша. Ему было 4 или 5 лет. Сирота. Я этого не слышала, но мне кто-то рассказывал, что он какую-то тетю (наверное, чью-то маму) уговаривал стать его мамой. Он нравился моему папе, и папа любил с ним подурачиться и о чем-нибудь поболтать, а я ревновала и бесилась. Однажды он чем-то, бедный, умудриля меня разгневать, и я так разозлилась, что запрятала куда-то его крошечные ботиночки, медсестры потом их долго искали....
Помню девочку по имени Света. Она лежала со своим братом. Она была на коляске. Что с ним - не знаю, мне он казался здоровым. Они были из какого-то провинциального города. Когда ее выписывали, мы так слезно прощались. Ее мама написала мне их почтовый адрес. Я обещала написать, "как только выпишусь", но так и не написала.
Больше всего мне запомнились (и запали в душу) Катя и ее мама, тетя Вера - очень приятные и светлые люди... Катя даже по тем больничным меркам была очень тяжелой. Я знала, что пошла она то ли в 9, то ли в 10 лет (когда мы лежали, ей было 13)... У нее была достаточно серьезная степень умственной отсталости и глухота. Периодически случались сильные истерики, когда она начинала сильно плакать или сильно смеяться... Наши мамы тогда сильно подружились. И моя часто просила Катину за мной присматривать, в чем-то помогать, т.к. я лежала одна. Катя ко мне сильно привязалась. Тетя Вера говорила, что я "умею ее успокоить". Мы с ней как-то общались, играли, и мне это общение очень нравилось. Например, я писала ей на специальной игрушечной дощечке пальцем слова, а она, если знала это слово, показывала жест, обозначающий его, а иногда даже произносила это слово. Поскольку в нашей палате был взрослый человек, внимание к нам медсестер было не столь пристальным, и мы активно этим пользовались. После отбоя всегда хотелось есть, и тетя Вера заваривала нам китайские супчики или придумывала прочие всякие штуки...))) Да, кроме Кати, у тети Веры был еще сын Вася, она нам о нем рассказывала и о их жизни вообще. Из этих рассказов помню только, что когда в их родном Душанбе была война, Катя с Васей сидели в подвале...
Когда меня неожиданно выписали (я простыла и разболелась), произошел такой случай. Моя тетя, которая не знала, о том, что меня выписали, приехала меня навестить. Когда она вошла в палату, ей н встречу бросилась разъяренная Катя, что-то в негодолвании мычала, грозя Ксении кулаками и показывая пальцем на мою кровать - Куда вы, мол, Аню дели, верните мне ее немедленно!

У тети Веры мы тоже взяли адрес. И ей мы тоже так и не написали ни разу. Написала как-то она нам. Мы долго этот конверт хранили, все никак не могли ответить, а потом и конверт потерялся... И все. Очень жаль. Мне так иногда хочется узнать, как они поживают...
Продолжение следует.
Помню, я как-то решила прогулять "костюм"... ну и пошла гулять. По больнице. И на какой-то лестнице столкнулась с врачом, который делал эту замечательную процедуру. Спрашивает:
- Ты че тут делаешь?
Я расстерялась:
- Да так... гуляю...
-А давай ты у меня в костюме погуляешь?
Что делать?
- Давайте... - говорю и обреченно следую за ним...
На парафине мы все время лежали на соседних кушетках с мальчиком из какого-то другого отделения. Да, к слову, я была одной из немногих, когоне тошнило от парафинного запаха. Так вот, лежать там надо было, по нашим детским меркам, довольно долго. И мы буквально сходили с ума... Но однажды я догадалась притащить с собой уже упомянутую волшебную дощечку для рисования... Как же был доволен этим мой сосед! Тогда же, на парафине, я впервые испытала сильное и острое чувство жалости. Я увидела девоку, лежащую на каталке... Она совсем не могла шевелиться и была настолько слабенькой, что даже ее речь разбрать было практически невозможно... Она что-то у меня спросила своим тихим и слабеньким голоском, а только на третий раз разобрала, что она спрашивает, как меня зовут.. Познакомились. А потом я долго ходила под впечатлением.
Бассейн у нас был здоровский. В нем вода была прямо горячая, как в ванне. А еще он весь был неглубокий - мне, например, где-то грудь (ну, ясно - детский). Просто мечта! И такого я, конечно, больше никогда в своей жизни не видела.
Была у нас в отделении, конечно, и игровая комната, в которой мы проводили, наверное, большую часть свободного времени. Помимо различных паззлов и прочих обыкновенных игрушек, там была интересная настольная игра, в которую я очень любила играть. У меня потом, спустя 5 лет, на телефоне такая была. Суть в том, что есть доска с клеточками и фишки двух цветов. По ходу игры надо было закрывать ряды фишек и менять цвет противника на свой цвет (это было удобно, т.к. фишки были двухсторонние), главная цель - сделать всю доску или хотя бы большую ее часть одного (твоего) цвета. Еще у нас там была такая телевизорная приставка - самая любимая всеми игра. Там можно было играть одному, а можно с соперником. На экране были человечки, которые просто бежали к финишу, преодолевая различные препятствия и, "съедая" очки и дополнительные жизни. Если играли два человека, задача состояла в том, чтобы прибежать первым... Кажется, как-то так.
И, конечно, в больнице была школа. И мы все в обязательно порядке в нее ходили. Но учителя там были очень добрые, лояльные, и я не помню, что бы кто-то с нас чего-то невыполнимого требовал или тем более ставил нам двойки.
Со мной за партой сидел мальчик, казавшийся мне более, чем странным. И сидеть хотелось за одной партой с подружкой. Как-то я не выдержала и обратилась с этим к учительнице. Ее ответ до сих пор помню дословно:
- Анечка, он попал в аварию, и у него очень сильно болит голова. Поэтому ему очень сложно учиться. А ты девочка очень умненькая, смышленная... Я его специально с тобой посадила.. Понимаешь?
Я поняла. И никаких вопросов больше не было. И это, пожалуй, был чуть ли единственный случай, когда я проявила благоразумие.
Да, с таким вот редким именем человек. У нас все поражались и восхищались. Не знаю, почему, но он запал мне в душу не меньше, чем Катенька с тетей Верой... Он был меня старше, насколько точно я тогда не знала. Знала только, что у него ДЦП - очень странная форма, больше никогда в жизни такого не видела - у него практически совсем не сгибались колени.
Я не помню его голоса, не помню были ли у него дефекты речи, но помню еще одну его особенность - он иногда рычал. В каких случаях он это делал, когда дурачился или выражал таким образом какие-то эмоции, я уже не помню. Но получалось очень натуралистично.. Первое время вздрагивала и пугалась, потом привыкла.
Мы не дружили и не ссорились. Мы и не общались-то особо. Но именно с ним связаны самые острые ощущения и самые яркие воспоминания о больнице. Кое-чем поделюся с Вами)))
Помню, мы сидели с девочками и воспитательницей или медсестрой - уже не помню, сидели в игровой над упомянутой настольной игрой. Честно говоря, я уже не помню, играла ли я, или просто сидела рядом, наблюдая за игрой других... Люди че-то ковырялись с этой доской, переворачивая по одной-по две фишки. Стало скучно... Мы не заметили, как Серафим проковылял к столу и наблюдал вмести с нами за игрой. И вдруг он вмешался в ее ход... Сыграл белыми. Буквально несколько ходом - движений рукой - и вся доска стала белой...
- Сима!... Ну Си-и-и-има!... - заморглала воспитательница. Мы просто потрясенно молчали.
Была еще такая история. Страшная, но со счастливым концом. Уже не помню, что мне тогда ударило в голову (да, дело было 11 лет назад, поэтому последовательного рассказа вы от меня точно не добьетесь. То, что я помню - это лишь конкретные случаи и ситуации. Ни их контекста, ни предыстории, ни абстоятельств я уже, естественно, не помню). В общем решила написать ему какую-то записку... Не обольщайтесь! Это было не любоевное письмо. Это был просто какой-то бред. Точно знаю, что бред, не потому что помню содержание письма, а потому что помню себя тогдашнюю. Короче. Написала. Аккуратно свернула и доставила. Сейчас уже даже представить себе не могу, как мне удалось выследить такой момент, когда в их палате не было ни души, и при этом еще не спалиться и не быть застуканной (сейчас бы на такое точно смелости не хватило!). Я долго думала и планировала, куда положить свое послание и решила засунуть в кровать между перкладиной сбоку и матрасом....
А вскоре после этого произошло следующее. Опять-таки не помню деталей - что там произошло. То ли к нам подселили новунькую и не хватало кроватей, то ли у кого-то кровать сломалась... И решили кровать недостающую взять из какой-нибудь другой палаты. Вы уже все поняли, да?)) Ну-ну)) А я этим разговорам никакого значения не придала и вскоре стала свидетем вот какого события. Как сейчас помню, лежу я на своей кровати, что-то делаю и вдруг... обе двери открываются нараспашку и в комнату... въезжает кровать. Когда кровать втащили и поставили посередине комнаты, из нее выпала какая-то бумажка. И прежде, чем я успела сообразить, что происходит, бумажка в развернутом виде оказалась в руках у одной из медсестер. И я услышала первую строчку своего письма в ее исполнении. Я думала,мой мозг взорвется...)))) За эти несколько секунд я испыталась столько чувств и эмоций одновременно, что кажется, совсем перестала дышать. Из этого состояния меня вывела сама медсестра. Сказала:
- На, иди выкини это....
Не знаю, догадалась она или нет, кто был автором послания, но думаю, что своим видом я помогла ей это выяснить. К вечеру шок прошол и наступила огромная радость. Я вдруг резко поняла, как это классно, что все так получилось...)) Здорово, что он этот бред не прочитал...))
А вот другая история. В ней все наоборот. Начало веселое, а конец не только страшный, но и очень печальный...
Рассказывая о 18 больнице, просто нельзя не упомянуть о нашем любимом буфете. Я была в нем последний раз сравнительно недавно - года 2-3 назад, когда навещала Ани. Существовал он для сотрудников и родителей. И помимо нормальной еды и всяких "вкусностей" типа чипсов и мороженного, там были и другие товары, например, игрушки и канцтовары. Детям из отделений ходить туда, разумеется, запрещалось, но этот запрет, разумеется, все игнорировали. И все туда ходили. Помню, я как-то осмелела и, так как моя подружка занемогла, решила пойти туда одна. Ага, с моим-то пространственным кретинизмом. В свое отделение-то я, конечно, вернулась...)) Но куда я только не зашла по дороге, где только не блуждала, в скольких только отделениях не перебывала....)))
Так вот. Все произошло в этом самом бефету. Незадолго до этого мама купила тамкакую-то игрушку для Андрюши.. Да, кажется, для него.
В общем, когда она была в буфете, к ней подошел Сима и попросил что-то ему купить. Денег на это у мамы не хватило. И она так ему и сказала. На что Симка ей ответил:
- А вы работайте! Тогда будете зарплату получать, и у вас деньги будут...
Мама немного прифигела от такой наглости:
- Вот пусть твои родители работают!..
Он ничего не ответил. А мама пришла и с улыбкой (уже) рассказала все мне - мол, какие умные ребята у вас тут лежат. Мы вместе поржали над этой историей и забыли. А через пару дней я от кого-то у знала, что родителей у Серафима нет.
Ко мне приехала мама. Мы снова над чем-то смеялись, суетились, потом пошли гулять. С нами была еще какая-то женщина. Я все откладывала нериятный разговор.. Но было ясно, что сказать все нужно до того, как мы вернемся в отделение. И я сказала. Мама была в шоке, очень расстроилась, шла и думала, как бы исправить ситуацию. Мы вошли в отделение.... И я сразу бросилась в палату. Как вдруг остановилась у порога, что-то заставило меня оглянуться и я увидела, как мама идет по коридору за мной и вдруг останавливается. К ней подошел Симка и что-то сказал. Я не слышала его. Я слышала только свою маму...
- Я уже знаю... Я... ой, что же делать...
Я ее понимаю. Она была в шоке. Она не знала, как себя вести и повела себя , на мой взгляд, неправильно. Стала что-то говорить про какие-то фрукты, которые она ему сейчас занесет...
Если бы это произошло сейчас, я бы наверное уверенно пошла и сказала что-то типа:
- Мама, ты что-то не то говоришь... И да, мне кажется, что ей нужно было просто извиниться перед ним и не говорить больше вообще ничего. Потому что ситуация на самом деле непоправимая.
Однако я как-то закончила на грустной ноте, но было и веселых много моментов.
Выписали меня, как я уже говорила, неожиданно. Я заболела, начала кашлять и меня забрали домой. Я никого не забыла. Помню всех, с кем лежала. Но найти и даже пытаться искать никого не могла - я помню лица, помню имена. А фамилии ни одной не помню. За исключением одной - Симкиной. Но его-то я как раз и не искала никогда. Хотя вспоминала часто. Мне все это время была интересно, а какие они сейчас стали - те, с кем я лежала? Акак у них дела, а чем они, интересно, сейчас занимаются? Ну как же жаль, что я ни с кем не обменялась координатами! Увидеть бы их всех хотя бы один раз, хотя бы одного кого-то из них... Так вот. Серафима я недавно нашла. В контакте. И рада этому донельзя. 11 лет спустя. Даже не верится. А он почти не изменился, только вырос... и прическа другая. Я его узнала на фотке. Ему сейчас 22 года...